Брюллов К.П. Последний день Помпеи

   Ни один из европейских художников не удостоился в XIX веке такого грандиозного триумфа, какой выпал на
    долю молодого русского живописца Карла Павловича Брюллова, когда в середине 1833 года он открыл для
    зрителей двери своей римской мастерской с только что оконченной картиной "Последний день Помпеи".
    Подобно Байрону, он имел право сказать о себе, что в одно прекрасное утро проснулся знаменитым. Слово
    "успех" недостаточно для характеристики отношения к его картине. Налицо было нечто большее — картина
    вызвала у зрителей взрыв восторга и преклонения перед русским художником, открывшим, казалось, новую
    страницу в истории мирового искусства.
    Осенью 1833 года картина появилась на выставке в Милане. Здесь триумф русского мастера достиг своей
    высшей точки. Все хотели видеть произведение, "о котором говорит весь Рим". В итальянских газетах и
    журналах печатались восторженные отзывы о "Последнем дне Помпеи" и его авторе. Как некогда
    чествовали великих мастеров Возрождения, так теперь принялись чествовать Брюллова. Он сделался
    самым известным человеком в Италии. Его приветствовали аплодисментами на улице, устраивали ова-ции в
    театре. Поэты посвящали ему стихи. Во время переездов на границах итальянских княжеств от него не
    требовали предъявления паспорта — считалось, что каждый итальянец обязан знать его в лицо.
   
    В 1834 году "Последний день Помпеи" был выставлен в парижском Салоне. Французская Академия
    искусств присудила Брюллову золотую медаль. Один из первых биографов Брюллова, Н. А. Рамазанов,
    рассказывает, что, несмотря на завистливые толки некоторых французских художников, парижская
    публика преимущественно приковывала свое внимание к "Последнему дню Помпеи" и с трудом и неохотой
    отходила от этой картины".
    Никогда слава русского искусства не разносилась так широко по всей Европе.
    Еще большее торжество ожидало Брюллова на родине.
   
    Привезенная в Петербург в июле 1834 года и выставленная сперва в Эрмитаже, а затем в Академии
    художеств, картина "Последний день Помпеи" сразу оказалась в центре внимания русского общества и
    стала предметом патриотической гордости.
    "Толпы посетителей, можно сказать, врывались в залы Академии, чтобы взглянуть на "Помпею", —
    повествует современник. В своем официальном годовом отчете Академия художеств признала брюлловскую
    картину лучшим созданием XIX века. Широко распространялись гравированные воспроизведения
    "Последнего дня Помпеи". Они разнесли славу Брюллова по всей стране, далеко за пределы столицы.
    Лучшие представители русской культуры восторженно приветствовали картину. Пушкин писал:
   
    Везувий зев открыл — дым хлынул клубом, пламя
    Широко развилось, как боевое знамя.
    Земля волнуется — с шатнувшихся колонн
    Кумиры падают! Народ, гонимый страхом,
    Под каменным дождем, под воспаленным прахом,
    Толпами, стар и млад, бежит из града вон.
   
    Гоголь написал о "Последнем дне Помпеи" обширную статью, в которой признавал эту картину "полным
    всемирным созданием", где все "так мощно, так смело, так гармонически сведено в одно, как только могло
    это возникнуть в голове гения всеобщего".
   
    Картина Брюллова необычайно высоко подняла интерес к живописи в самых широких кругах русского
    общества. Непрестанные толки о "Последнем дне Помпеи" в печати, в переписке, в частных разговорах
    явственно показали, что произведение живописи способно волновать и трогать людей не меньше, чем
    литература. Возрастание общественной роли изобразительного искусства в России началось именно с
    брюлловских торжеств.
   
    Историческая живопись, издавна занимавшая ведущее место в академическом искусстве, обращалась, по
    преимуществу, к сюжетам, взятым из Библии и Евангелия или из античной мифологии. Но даже в тех
    случаях, когда сюжетом картины являлось не легендарное сказание, а реальное историческое событие,
    живописцы Академии были, в сущности, очень далеки от исторической достоверности в понимании и
    трактовке изображаемого. Они не искали исторической правды, потому что их целью было не воссоздание
    прошлого, а воплощение той или иной отвлеченной идеи. В их картинах исторические лица принимали облик
    условных "античных героев", независимо от того, изображалось ли событие древнеримской или русской
    истории.
    "Последний день Помпеи" прокладывал пути к совершенно иному пониманию и истолкованию исторической
    темы.
    В поисках жизненной правды Брюллов, первым среди русских художников, поставил себе целью воссоздать
    в картине реальное событие прошлого, опираясь на изучение исторических источников и археологических
    данных.
    В сравнении с фантастической "археологией" предшественников Брюллова этот внешний историзм уже сам
    по себе был серьезным новаторским достижением. Им, однако же, далеко не исчерпывается значение
    брюлловской картины. Археологическая достоверность послужила Брюллову лишь средством для более
    глубокого раскрытия темы, для выражения современного отношения к прошлому.
   
    "Мысль картины принадлежит совершенно вкусу нашего века, который, как бы чувствуя свое страшное
    раздробление, стремится совокуплять все явления в общие группы и выбирает сильные кризисы,
    чувствуемые целою массою", — писал Гоголь, раскрывая содержание "Последнего дня Помпеи".
   
    В отличие от прежней исторической живописи с ее культом героев и подчеркнутым вниманием к отдельной
    личности, противопоставленной безличной толпе, Брюллов задумал "Последний день Помпеи" как массовую
    сцену, в которой единственным и подлинным героем был бы народ. Все основные действующие лица в
    картине являются почти равноценными выразителями ее темы; смысл картины воплощается не в
    изображении единичного героического акта, а во внимательной и точной передаче психологии массы.
    Вместе с тем Брюллов с намеренной и даже резкой прямолинейностью подчеркивает основные контрасты, в
    которых выражена идея борьбы нового со старым, жизни со смертью, человеческого разума со слепым
    могуществом стихии. Этой мысли подчинено все идейное и художественное решение картины, отсюда идут ее
    особенности, определившие место "Последнего дня Помпеи" в русском искусстве XIX века.
   
    Тема картины взята из древнеримской истории.
    Помпея (вернее Помпеи) — старинный римский город, расположенный у подножия Везувия, — 24 августа 79
    года нашей эры в результате сильнейшего вулканического извержения был залит лавой и засыпан камнями
    и пеплом. Две тысячи жителей (которых всего было около 30 000) погибли на улицах города во время
    панического бегства.
    Более полутора тысяч лет город оставался погребенным под землей и забытым. Лишь в конце XVI века при
    производстве земляных работ было случайно обнаружено место, где некогда находилось погибшее римское
    поселение. С 1748 года начались археологические раскопки, особенно оживившиеся в первых десятилетиях
    XIX века. Они вызывали повышенный интерес в художественных кругах не только Италии, но и всего мира.
    Каждое новое открытие становилось сенсацией среди художников и археологов, а трагическая тема гибели
    Помпеи тогда же была использована в литературе, живописи и музыке. В 1829 году появилась опера
    итальянского композитора Паччини, в 1834 году — исторический роман английского писателя
    Бульверлиттона "Последние дни Помпеи". Брюллов раньше других обратился к этой теме: этюдные наброски
    его будущей картины относятся к 1827—1828 годам.
   
    Брюллову было 28 лет, когда он задумал писать "Последний день Помпеи". Истекал пятый год его
    пенсионерства в Италии. За ним уже числилось несколько серьезных работ, но ни одна из них не казалась
    художнику вполне достойной его таланта; он чувствовал, что еще не оправдал тех надежд, которые на него
    возлагались.
    От Брюллова ждали большой исторической картины — именно исторической, потому что в эстетике начала
    XIX века этот род живописи считался самым высоким. Не порывая с господствующими эстетическими
    взглядами своего времени, Брюллов и сам стремился найти сюжет, отвечающий внутренним возможностям
    его дарования и вместе с тем способный удовлетворить тем требованиям, которые могли быть предъявлены
    ему современной критикой и Академией художеств.
    В поисках такого сюжета Брюллов долго колебался между темами из русской истории и античной
    мифологии. Он предполагал написать картину "Олег прибивает свой щит к вратам Царьграда", а позднее
    намечал сюжет из истории Петра Великого. Одновременно он делал наброски и на мифологические темы
    ("Смерть Фаэтона", "Гилас, похищаемый нимфами" и другие). Но мифологическая тематика, высоко
    ценимая в Академии, противоречила реалистическим тенденциям молодого Брюллова, а для русской темы
    он, находясь в Италии, не мог собрать материал.
    Тема гибели Помпеи разрешала многие затруднения. Самый сюжет был, если и не традиционным, то все же,
    несомненно, историческим, и с этой стороны удовлетворял основным требованиям академической эстетики.
    Действие должно было развернуться на фоне античного города с его классической архитектурой и
    памятниками древнего искусства; мир классических форм входил, таким образом, в картину без всякой
    нарочитости, как бы сам собой, а зрелище бушующих стихий и трагической гибели открывало доступ
    романтическим образам, в которых талант живописца мог найти новые, еще не виданные возможности
    изображения больших чувств, страстных душевных порывов и глубоких переживаний. Не удивительно, что
    тема увлекла и захватила Брюллова: в ней соединились все условия для наиболее полного выражения его
    мыслей, знаний, чувств и интересов.
    Источниками, на основе которых Брюллов решал свою тему, явились подлинные памятники древности,
    раскрытые в погибшем городе, труды археологов и описание катастрофы в Помпеях, сделанное
    современником и очевидцем, римским писателем Плинием Младшим.
    Работа над "Последним днем Помпеи" затянулась почти на шесть лет (1827—1833), а свидетельством
    глубоких и напряженных творческих исканий Брюллова являются многочисленные рисунки, этюды и эскизы,
    наглядно показывающие, как развивался замысел художника.
    Среди этих подготовительных работ особое место занимает эскиз 1828 года. По силе художественного
    воздействия, он, быть может, не уступает самой картине. Правда, эскиз остался не вполне доработанным,
    отдельные образы и характеры лишь намечены в нем, а не раскрыты до конца; но эта внешняя
    незаконченность своеобразно сочетается с глубокой внутренней завершенностью и художественной
    убедительностью. Значение отдельных эпизодов, впоследствии подробно разработанных в картине, здесь
    как бы растворяется в общем страстном порыве, в едином трагическом чувстве, в цельном образе
    гибнущего города, бессильного перед напором обрушивающихся на него стихий. В основе эскиза лежит
    романтически понятая идея борьбы человека с судьбой, которую здесь олицетворяют стихийные силы
    природы. Гибель надвигается с неотвратимой жестокостью, подобно античному року, и человек со всем
    своим разумом и волей не в силах противостоять судьбе; ему остается только с мужеством и достоинством
    встретить неизбежную смерть.
    Но Брюллов не остановился на этом решении своей темы. Он не был удовлетворен эскизом именно потому,
    что в нем так настойчиво звучали ноты безысходного пессимизма, слепой покорности судьбе и неверия в
    силы человека. Такое понимание мира стояло вне традиций русской культуры, противоречило ее здоровым
    народным основам. Жизнеутверждающая сила, присущая дарованию Брюллова, не могла примириться с
    подобным самоотрицанием. Внутренний конфликт, возникший в сознании художника в связи с темой
    "Последнего дня Помпеи", требовал выхода и разрешения.
    Брюллов нашел этот выход, противопоставив губительным стихиям природы душевное величие и красоту
    человека. Пластическая красота превращается у него в могущественную силу, утверждающую жизнь
    наперекор гибели и разрушению. "... Его фигуры прекрасны при всем ужасе своего положения. Они
    заглушают его своей красотой", — писал Гоголь, тонко подметивший основную мысль брюлловской картины.
    Стремясь выразить разнообразные психологические состояния и оттенки чувств, охвативших жителей
    гибнущего города, Брюллов построил свою картину как цикл отдельных, замкнутых эпизодов, сюжетно не
    связанных между собой. Их идейный смысл становится понятен лишь при одновременном охвате взглядом
    всех групп и самостоятельных сюжетных мотивов, составляющих "Последний день Помпеи".
    Мысль о красоте, торжествующей над гибелью, с особенной ясностью выражена в группе фигур,
    столпившихся на ступенях гробницы в левой части картины. Брюллов намеренно соединил здесь образы
    цветущей силы и юности. Ни страдание, ни ужас не искажают их идеально прекрасных черт; на лицах можно
    прочесть лишь выражение удивления и встревоженного ожидания. Титаническая мощь ощущается в фигуре
    юноши, со страстным порывом пробивающегося через толпу. Характерно, что в этот мир прекрасных
    классических образов, навеянных античной скульптурой, Брюллов привносит заметный оттенок реализма;
    многие его персонажи, несомненно, написаны с живой натуры, и среди них выделяется автопортрет самого
    Брюллова, изобразившего себя в виде помпеянского художника, который, спасаясь из города, уносит с
    собой ящик с кистями и красками.
    В главных группах правой части картины основными являются мотивы, подчеркивающие душевное величие
    человека. Здесь Брюллов сосредоточил примеры мужества и самоотверженного выполнения долга.
    На первом плане расположены три группы: "два молодых помпеянина, несущие на плечах своих больного
    старика-отца", "Плиний с матерью" и "молодые супруги" — юноша-муж поддерживает падающую в
    изнеможении жену, венчанную брачным венком. Впрочем, последняя группа психологически почти не
    разработана и имеет характер композиционной вставки, необходимой для ритмического равновесия
    картины. Гораздо содержательнее группа сыновей, несущих отца: в образе старика, величественно
    простершего руку, выражена гордая непреклонность духа и суровое мужество. В изображении младшего
    сына, черноглазого мальчика-итальянца, чувствуется точный и непосредственный этюд с натуры, в котором
    явственно проявляется живое реалистическое чувство Брюллова.
    Реалистические начала с особенной силой выражены в замечательной группе Плиния с матерью. В
    набросках и ранних эскизах этот эпизод разработан в классических формах, подчеркивающих историчность
    и античный характер происходящей сцены. Но в картине Брюллов решительно отошел от первоначального
    замысла — созданные им образы поражают своей непредвзятой и подлинной жизненностью.
    В центре картины находится распростертая фигура молодой женщины, разбившейся при падении из
    колесницы. Можно предполагать, что в этой фигуре Брюллов хотел символизировать весь гибнущий
    античный мир; намек на такое толкование встречается и в отзывах современников. В соответствии с
    подобным намерением художник стремился найти для этой фигуры наиболее совершенное классическое
    воплощение. Современники, и в их числе Гоголь, видели в ней одно из самых поэтических созданий
    Брюллова.
    Не все эпизоды имеют одинаково важное значение для развития темы, но в их чередовании и сопоставлении
    настойчиво раскрывается главная мысль Брюллова о борьбе жизни со смертью, о торжестве разума над
    слепыми силами стихий, о рождении нового мира на рушащихся обломках старого.
    Не случайно рядом с центральной фигурой убитой женщины художник изобразил прекрасного младенца, как
    символ неиссякающей силы жизни;
    не случайно противопоставлены образы юности и старчества в группах Плиния с матерью и сыновей,
    несущих престарелого отца; не случаен, наконец, и подчеркнутый контраст между "языческой", по-античному
    прекрасной толпой на ступенях гробницы и величественно спокойной "семьей христиан". В картине есть и
    языческий жрец и христианский священник, как бы олицетворяющие уходящий античный мир и
    зарождающуюся на его обломках христианскую цивилизацию.
    Образы жреца и священника, быть может, недостаточно глубоки, их душевный мир не показан в картине и
    характеристика осталась, в значительной степени, внешней; это впоследствии дало повод В. В. Стасову
    сурово упрекать Брюллова за то, что он не использовал возможности резко противопоставить дряхлый
    гибнущий Рим и юное христианство. Но мысль об этих двух мирах, несомненно, присутствует в картине.
    При одновременном и цельном восприятии картины ясно выступает органическая связь составляющих ее
    эпизодов. Выраженные в них оттенки чувств и разнообразных душевных состояний, акты доблести и
    самопожертвования рядом с проявлениями отчаяния и страха приведены в "Последнем дне Помпеи" к
    стройному, гармоническому и художественно цельному единству.

Замечательные полотна. Л., 1966. С.107