Евгений Онегин Фотография

   Евгений Онегин - лирическое толкование романа. Чайковский счел необходимым подчеркнуть в названии своего произведения. "Евгений Онегин" Чайковского не носит обычного наименования оперы. "Евгений Онегин. Лирические сцены в трех действиях. Текст по Пушкину. Музыка П. Чайковского" — таков заглавный лист "Евгения Онегина" Чайковского. Знаменательно, что свое имя он скромно поставил после имени Пушкина.Конечно, из этого не следует, что "Евгений Онегин" не опера, а произведение какого-то иного жанра. Конечно, "Евгений Онегин" — опера (так и называет его Чайковский в письмах), но опера особого, лирического типа.Что же вошло из романа Пушкина в оперу Чайковского? Перечислим важнейшие, узловые сцены (опуская связанные с ними менее значительные события).Первая встреча Онегина с Татьяной в доме Лариных, куда привез Онегина Ленский (первая картина оперы). Сцена письма—в комнате Татьяны (вторая картина). Объяснение Онегина с Татьяной (третья картина).
    Семейный праздник в доме Лариных; ссора Онегина и Ленского (четвертая картина). Дуэль и смерть Ленского (пятая картина). Встреча Онегина с Татьяной и ее мужем на петербургском балу (шестая картина). Заключительная сцена—последнее объяснение Татьяны и Евгения (седьмая картина).Стоит заметить, что в первой редакции "лирических сцен" Чайковский допустил существенное отступление от пушкинского романа: в заключительной картине Татьяна падала в объятия Онегина! Очень скоро Чайковский понял, что таким завершением оперы искажается замысел Пушкина и облик Татьяны меняется не в лучшую сторону. В окончательном варианте сцены романа. Таким образом, в семь картин, на которые разбиты три действия "лирических сцен", вошло все, что составляет драму Татьяны, Ленского и Онегина в пушкинском романе."Лирические сцены" Чайковского сохранили наименование романа Пушкина. Не раз говорилось, что с большим правом Чайковский мог бы дать своей опере другое название: "Татьяна Ларина". Действительно, именно Татьяна — главная героиня "лирических сцен", ее облик больше всего привлекает слушателя, ей отданы лучшие, вдохновеннейшие страницы музыки.Пожалуй, глубже всего раскрывается облик героини романа в тех строках, где Пушкин говорит, что Татьяна
    ...от небес одарена
    Воображением мятежным,
    Умом и волею живой,
    И своенравной головой,
    И сердцем пламенным и нежным...
    Именно такой видит свою Татьяну Чайковский. "Татьяна, — говорит он, — не только провинциальная барышня, влюбившаяся в столичного франта. Она — полная чистой женственной красоты девическая душа, еще не тронутая прикосновением к действительной жизни; это мечтательная натура, ищущая смутно идеала и страстно гоняющаяся за ним. Не видя ничего подходящего к идеалу, она остается неудовлетворенной, но покойной.. Но стоило появиться лицу, по внешности отличающемуся от среды пошло-провинциальной, она вообразила, что это—идеал, и страсть охватила ее до самозабвения. Пушкин превосходно, гениально изобразил мощь этой девической любви, и я с самых ранних лет моих всегда бывал потрясен до глубины души глубокою поэтичностью Татьяны после появления Онегина".Мелодия, красивая, пластичная, передающая тончайшие оттенки чувства, — самое сильное из музыкально-выразительных средств в искусстве Чайковского. И музыкальный образ Татьяны создается прежде всего чудесными мелодиями, в которых часто слышатся отзвуки задушевной русской романсовой лирики. Первое знакомство слушателя с Татьяной происходит, в сущности, до появления ее на сцене и даже до поднятия занавеса. О "чистой женственной красоте девической души" Татьяны рассказывает лаконичное вступление. Задумчивая и грустная мелодия говорит здесь о мечтаниях Татьяны, о стремлении ее к счастью и о том, что мечтам о счастье не суждено сбыться. Эта мелодия возвращается и в дальнейшем, приобретая новые оттенки, выражая различные чувства героини оперы. В первой картине эта мелодия говорит о волнении Татьяны, впервые встретившей Онегина.Во всей полноте облик Татьяны обрисован во второй картине был бы потрясен силой и глубиной чувства, выраженного в этой сцене. Чайковский считал, что тем впечатлением, какое производит сцена письма, она обязана гению Пушкина; себе Чайковский отводил второе место. Конечно, именно пушкинские образы зажгли "огонь вдохновения" Чайковского.Но музыка его не уступает в эмоциональной силе пушкинским стихам. Строфы Пушкина и музыка Чайковского сливаются в единое целое, глубоко захватывая слушателя.
    Именно в сцене письма Татьяна превращается из мечтательной девочки в любящую девушку, наделенную "воображением мятежным" и "сердцем пламенным и нежным". Мелодическое богатство сцены письма поистине изумительно. Здесь возвращается и первая тема Татьяны — тема вступления; но основные музыкальные образы еще не знакомы слушателю. Сменяя одна другую, эти мелодии раскрывают сложный мир пылких и противоречивых чувств Татьяны.Начинается сцена письма кратким оркестровым введением;тема его только что прозвучала в разговоре с няней со словами "Ах, няня, няня, я страдаю, я тоскую". Эту патетическую, страстную мелодию можно назвать темой любви и страданий Татьяны.
    Решимость, горячий порыв звучат в первых словах Татьяны: "Пускай погибну я". Характер этой волевой, стремительной мелодии хорошо определяет ремарка Чайковского:"С одушевлением, с силой и страстью". Начало письма — "Я к вам пишу, чего же боле?"—Татьяна произносит с доверчивой простотой, почти речитативом. Мелодию Чайковский поручает здесь оркестру: эту грустную, неторопливую мелодию, в которой чувствуется затаенное волнение, поет гобой на фоне трепетного сопровождения струнных инструментов. И снова пылкий порыв: "Другой!.. Нет, никому на свете не отдала бы сердце я!" В последнем разделе письма—необычайное по силе эмоциональное нарастание: от мягкой нежности пленительной кантилены на словах "Кто ты, мой ангел ли хранитель или коварный искуситель" до самозабвенно-пламенного призыва: "Я жду тебя! Единым словом надежды сердца оживи, иль сон тяжелый перерви..." Еще одним появлением—-снова в оркестре — темы любви и страданий Татьяны заканчивает Чайковский вторую картину "лирических сцен".В третьей картине, в сцене объяснения Татьяны и Онегина, музыка о чувствах Татьяны говорит немного. Но уже с первых звуков оркестра, с первых слов, которые произносит Татьяна до появления Онегина, слушателю ясно, какой ответ ожидает несчастную девушку, когда придет Евгений.В сцене семейного праздника у Лариных чувства Татьяны не выявляются. Встреча же с Онегиным на петербургском балу вносит новые черты в облик Татьяны. Изящной, небыстрой, спокойно-приветливой мелодией Чайковский рисует новую Татьяну. Эта мелодия не говорит о душевных волнениях Татьяны, а создает тот образ "величавой" и "небрежной" "законодательницы зал", который дан у Пушкина.
   
    У Пушкина это изложено так:
    Погибнешь, милая; но прежде
    Ты в ослепительной надежде
    Блаженство темное зовешь,
    Ты негу жизни узнаешь...
    Эти строки Чайковский превращает в прямую речь Татьяны.
   
    Но не во всем Чайковский следует за Пушкиным. По роману, при встрече с Онегиным Татьяна не обнаруживает внутреннего волнения.
   
    ...ей ничто не изменило:
    В ней сохранился тот же тон,
    Был так же тих ее поклон.
   
    Слушатель оперы яснее представляет себе душевное состояние Татьяны. И не только по брошенной ею фразе, которую добавил к пушкинскому тексту Чайковский: "Боже! Помоги мне скрыть души ужасное волненье!" Чайковский пользуется здесь одним из тех особых средств, которыми располагает оперный композитор: Онегин, Татьяна и ее муж равнодушным тоном ведут учтивую светскую беседу, а в оркестре звучит страстная тема любви и страданий Татьяны, говоря о внутреннем, скрытом под маской светского спокойствия, волнении княгини.
    В заключительной сцене этой маски светского безразличия уже нет.
   
    О, кто б немых ее страданий
    В сей быстрый миг не прочитал!
    Кто прежней Тани, бедной Тани
    Теперь в княгине б не узнал!
    Кульминация последней сцены, как и у Пушкина, — монолог Татьяны "Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была". Это взволнованная исповедь со сменой печальных воспоминаний, горьких укоров и пламенных порывов, где гениальные строки Пушкина так органично слиты со столь же гениальной музыкой Чайковского.У Пушкина Евгений во всей этой сцене не произносит ни слова. Вполне понятно, что Чайковский не мог завершить ее, а вместе с ней и всю оперу молчаливым уходом Онегина. К монологу Татьяны Чайковский добавляет диалог и дуэт Татьяны и Онегина (используя в значительной мере стих Пушкина из других строф романа). Не внося нового в развитие сюжета, эта дополнительная сцена рисует "бурю ощущений" и Онегина и Татьяны Мольбы и "тоска безумных сожалений" Онегина, мысль обоих о возможном и навсегда ушедшем счастье (дуэт "А счастье было так возможно, так близко!"), борьба Татьяны между любовью к Евгению и чувством долга — таково содержание завершающего эпизода заключительной картины оперы.Если Татьяна Чайковского вобрала в себя все, чем так богато одарил свою героиню Пушкин, то нельзя сказать этого об Онегине. Чайковский отнесся к Онегину, пожалуй, суровее, чем Пушкин.Яснее всего свое отношение к Онегину Чайковский выявляет в сцене первого объяснения с Татьяной. В арии Онегина нет сочувствия Татьяне, нет сожаления о судьбе девушки. А Пушкин дает для этого основания:
    ...получив посланье Тани,
    Онегин живо тронут был...
    В сцене дуэли у Чайковского на первом плане Ленский. Чувства Онегина перед поединком выявлены лишь в лаконичном драматическом дуэте с Ленским: "Враги! Давно ли друг от друга нас жажда крови отвела?"Душевное состояние Онегина после смерти Ленского у Пушкина раскрыто ярко и полно:
   
    В тоске сердечных угрызений,
    Рукою стиснув пистолет,
    Глядит на Ленского Евгений.
    "Ну, что ж? убит", решил сосед.
    Убит!.. Сим страшным восклицаньем
    Сражен, Онегин с содроганьем
    Отходит и людей зовет.
   
    И долго, долго преследовало пушкинского Онегина воспоминание о погибшем друге.
   
    ...видит он: на талом снеге,
    Как будто спящий на ночлеге,
    Недвижим юноша лежит,
    И слышит голос: что ж? убит.
    Чайковский в сцене дуэли ограничивается краткой ремаркой: "Онегин в ужасе схватывает руками голову".По существу, Чайковский почти что прошел мимо горьких мыслей и чувств Онегина после гибели Ленского. Сделал он это, очевидно, потому, что в образе Онегина его влек "один драматический мотив": пламенная любовь к Татьяне, пришедшая на смену тому снисходительному равнодушию, которое он испытывал к выросшей в деревенской глуши девочке. И этот "драматический мотив" выявлен в "лирических сценах" Чайковского едва ли не сильнее, чем в романе Пушкина. В заключительной сцене и у Пушкина и у Чайковского Онегин выслушивает суровую отповедь Татьяны:
   
    ...Что ж ныне Меня преследуете вы
    Зачем у вас я на примете?
    Не потому ль, что в высшем свете
    Теперь являться я должна;
    Что я богата и знатна,
    Что муж в сраженьях изувечен,
    Что нас за то ласкает двор?
    Не потому ль, что мой позор
    Теперь бы всеми был замечен
    И мог бы в обществе принесть
    Вам соблазнительную честь?
   
    Пушкинским Онегиным эти жестокие укоры в какой-то мере заслужены.Но когда слушаешь Онегина в последних двух картинах "лирических сцен", этот упрек не кажется справедливым. Слушатель понимает, что не тщеславием рождено внезапно вспыхнувшее чувство Онегина к Татьяне. Евгению дорог теперь образ "прежней Тани", дорога и новая Татьяна, "с умом и волею живой", которые обогащены страданиями, долгими размышлениями.Страстная речь Онегина искренна, музыка его обращения к Татьяне красива, благородна и полна чувства. Онегин в заключительной сцене не тот пресыщенный холодный резонер, каким он предстает в первых картинах. Онегин вызывает жалость. Но все-таки не больше! Тогда как судьба Татьяны, ее любовь, твердость в выполнении долга оставляют слушателя глубоко взволнованным. В конечном счете заключительная сцена воспринимается не как трагедия Онегина, а как трагедия Татьяны, трагедия благородной, любящей и самоотверженной женской души.Третий герой оперы Чайковского и романа Пушкина — Владимир Ленский. В нем нет раздвоенности Онегина, нет мучительных душевных коллизий Татьяны.Создавая этот образ, Чайковский тоже не во всем следовал за Пушкиным. Если отношение Пушкина к Ленскому не лишено иронии, то Чайковский полностью отказывается от иронических штрихов. Ленский "лирических сцен" — обаятельная и цельная натура. Он привлекает и юношеской пылкостью, и юношеской непосредственностью, чистотой чувства.Всего три раза появляется на сцене Ленский, и каждое его появление вносит новые черты в его облик. В первой картине — пылкое, страстное и полное нежности признание: ариозо "Я люблю вас, Ольга, как одна безумная душа поэта еще любить осуждена". Ленский верит в светлое будущее, в предстоящее счастье.
    Светлая восторженность звучит и в музыке ариозо.В четвертой картине, на балу у Лариных, Ленский потрясен "коварством" друга — злой выходкой Онегина, проявившего неуместное внимание к Ольге, и "изменой" невесты. Потерявший способность владеть собой.
    Ленский в гневе, в возмущении бросает оскорбление Онегину: "Вы — бесчестный соблазнитель!" Путь к примирению отрезан, бывшим друзьям придется встретиться у барьера. В музыке Ленского звучат страдание ("В вашем доме, как сны золотые"), горечь, негодование.
    В пятой картине — последняя встреча слушателя с Ленским. Основной, самый сильный по музыке эпизод в сцене дуэли — ария Ленского. Текст арии — стихи, набросанные Ленским ночью перед поединком. Всем известны строки, где Пушкин говорит об этих стихах:
    Владимир книгу закрывает, Берет перо; его стихи, Полны любовной чепухи, Звучат и льются. Их читает Он вслух, в лирическом жару, Как Дельвиг пьяный на пиру.Эти строки предшествуют стихам Ленского. А приведя их, Пушкин добавляет:
   
    Так он писал темно и вяло...
    И наконец перед зарею,
    Склонясь усталой головою,
    На модном слове идеал,
    Тихонько Ленский задремал...
    Чайковский отверг этот оттенок иронии. Ему ближе тот взгляд Пушкина на стихи Ленского, который выражен в других строках романа:
    Его перо любовью дышит,
    Не хладно блещет остротой;
    И полны истины живой
    Текут элегии рекой.
   
    Элегию, "дышащую любовью", Чайковский услышал и в предсмертных стихах Ленского. Чайковский был прав, так прочитав стихи Ленского, потому что Пушкин вопреки собственной иронической оценке вложил в них глубокое искреннее чувство. И это понятно: Ленский был дорог Пушкину; мягкая усмешка, легкое иронизирование над восторженностью Владимира не мешали поэту любить своего юного героя. Глубине чувства нисколько не противоречат введенные в элегию Ленского условно-романтические, традиционные в ту эпоху поэтические образы ("Паду ли я, стрелой пронзенный", "Придешь ли, дева красоты, слезу пролить над ранней урной..."). Юный поэт, "без малого в осьмнадцать лет", и не мог бы тогда написать свою элегию иначе.Ария Ленского — лирический монолог. Возможная близкая гибель, красота мира, которую, быть может. Ленский видит последний раз, и, наконец, пламенная любовь к Ольге—таков круг мыслей и чувств этого элегического монолога.
    И по музыкальному содержанию арию Ленского можно назвать элегией. В музыке нет чувства обреченности, безысходности. Скорбь, жалоба, нежность, страстные порывы — вот что звучит в чудесной кантилене арии Ленского. По выразительности мелодий эта ария, быть может, лучший эпизод "лирических сцен". Основной мелодический образ арии появляется после краткой речитативной фразы "Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?", со словами "Что день грядущий мне готовит?". Эта изумительная по красоте и вместе с тем предельно простая мелодия приобретает различные оттенки. Сначала она полна печали; но затем проникается нежной лаской, когда мысль Ленского обращается к Ольге: "Скажи, придешь ли, дева красоты..." Потом эта мелодия насыщается горячей страстностью: "Ах, Ольга, я тебя любил, тебе единой посвятил рассвет печальный жизни бурной".В заключении арии Чайковский создает сложный музыкальный образ. В кантилене Ленского "Желанный друг, приди, я твой супруг" восторженный порыв (здесь появляется новая, тоже певучая, но очень взволнованная мелодия). Ленский снова верит в возможность счастья. А оркестр говорит совсем другое: мерный суровый ритм похоронного шествия предвещает трагическую судьбу Ленского. В самом конце арии оркестр еще раз напоминает нежно-печальную мелодию "Что день грядущий...". Эта мелодия звучит и в сцене поединка и в заключительных тактах пятой картины — теперь уже как воспоминание о погибшем юноше.Остается упомянуть еще о двух персонажах оперы. Ольга, малозначительная фигура в романе Пушкина, не более значительна и в "лирических сценах" Чайковского. Арию Ольги в первой картине ("Я не способна к грусти томной"), приятную, мелодичную, все же трудно признать полной творческой удачей композитора.
    Иное дело—муж Татьяны: князь N—у Пушкина, князь Гремин — у Чайковского. Его единственное высказывание — ария в сцене петербургского бала: встретив "родню и Друга своего" Онегина, князь рассказывает ему о своем счастье, о том светлом, радостном, что внесла в его жизнь Татьяна.
    Соответствующего монолога князя в романе Пушкина нет. По существу, образ Гремина создан Чайковским самостоятельно. Правда, текст арии Гремина ("Любви все возрасты покорны") в большей своей части состоит из пушкинских стихов; но стихи эти у Пушкина не связаны с мужем Татьяны.Как и князь N у Пушкина, Гремин у Чайковского не принимает сколько-нибудь активного участия в развитии Драмы. Драматургический смысл арии Гремина в том, чтобы дать слушателю более полное представление о Татьяне: не о "девочке несмелой" и не о "законодательнице зал", а о женщине, по своим душевным качествам высоко стоящей над светским обществом. Именно поэтому Чайковский вводит в арию Гремина обличительные строки из первого издания "Евгения Онегина" Пушкина (выделены курсивом).Среди лукавых, малодушных, Шальных, балованных детей, Злодеев и смешных и скучных, Тупых, привязчивых судей, Среди кокеток, богомольных, Среди холопьев добровольных. Среди вседневных модных сцен, Учтивых, ласковых измен... Она блистает как звезда Во мраке ночи, в небе чистом, И мне является всегда В сияньи ангела лучистом Ария Гремина с ее плавной, неторопливой, несколько торжественной и вместе с тем очень теплой кантиленой воспринимается как своего рода лирическое размышление благородного и умного человека.Лишь немногие сцены своей оперы Чайковский уделяет быту, обрисовке жизни, окружающей его героев. Но в этих немногих сценах — в народных хорах первой и третьей картин, в сцене праздника у Лариных с популярнейшим вальсом и забавными куплетами гувернера-француза Трике, в картине петербургского бала с эффектным, торжественным полонезом — во всех этих сценах перед нами встает картина России пушкинского времени.

Соловцев А.Книга о русской опере. М., 1960. С.138