В 1809 году в Москве Орест Кипренский написал портрет гусарского офицера Давыдова. По поводу этого портрета в недавнее время возникла любопытная полемика.
    Она не коснулась ни исторической роли, ни художественных достоинств знаменитого произведения, являющегося истинным сокровищем русской живописи. Вопрос, оживленно обсуждавшийся на страницах искусствоведческих книг и журналов, касался лишь одного: кто же изображен на этом портрете?
    По старой музейной традиции издавна признавалось, что портрет изображает Дениса Васильевича Давыдова, известного поэта и прославленного партизана Отечественной войны 1812 года. Портрет, написанный Кипренским, не раз воспроизводился в статьях и книгах о Денисе Давыдове. Но в 1940-х годах против общепринятого мнения выступила искусствовед Э. Н. Ацаркина. В одном из ленинградских архивов ей удалось найти рукописный "реестр" произведений Кипренского, составленный еще при жизни художника, в 1831 году. В этом "реестре", среди прочих работ, упомянут "Портрет Ев. В. Давыдова" с описанием, из которого вполне ясно, что речь идет именно о портрете, находящемся ныне в Русском музее.
    Но кто же такой Ев. В. Давыдов?
    Исследовательница напомнила, что у Дениса Давыдова был брат по имени Евдоким Васильевич; возникло предположение, что его и писал Кипренский.
    Однако долго эта точка зрения не удержалась. Из биографии Евдокима Давыдова известно, что он всю жизнь служил в кавалергардах, а на портрете изображен гусар.
    Тогда возникла новая догадка. В начале XIX века в лейб-гвардии гусарском полку служил Евграф Владимирович Давыдов, двоюродный брат поэта, храбрый офицер, герой сражения под Лейпцигом. Не его ли имеет в виду "реестр", упоминая о Ев. В. Давыдове?
    Но прошло еще десять лет, и московский искусствовед В. М. Зименко заново пересмотрел этот вопрос. Он указал, что "реестр", найденный Э. Н. Ацаркиной, является не автографом Кипренского (как предполагала исследовательница), а писарской копией, изобилующей ошибками. Изучив большой иконографический и историко-биографический материал, В. М. Зименко склонился к выводу, что истине соответствует старое музейное определение: портрет действительно изображает знаменитого поэта-партизана Дениса Давыдова.
    Как бы, однако, ни решался в дальнейшем все еще спорный вопрос (в конце концов, второстепенный), историко-художественное значение портрета работы Кипренского не может от этого измениться. Портрет Давыдова стоит в ряду самых совершенных созданий русской живописи XIX века и вместе с тем принадлежит к числу наиболее типичных романтических произведений.
    Давыдов изображен Кипренским во весь рост, на фоне пейзажа. Он стоит облокотившись на выступ каменной ограды, левой рукой придерживая саблю и уперев правую в бедро; голова и торс представлены в контрастном движении — лицо Давыдова прямо обращено на зрителя, а плечи повернуты почти в профиль. Но, несмотря на внешнюю эффектность и даже торжественность этой позы, она не производит впечатления нарочитой или манерной. В позе Давыдова есть та романтическая приподнятость и взволнованная патетика, которая служит характеристикой образа. Кипренский не ищет здесь декоративных эффектов, а лишь стремится передать напряженную внутреннюю жизнь изображаемого человека. В намеренном контрасте с воинственной и небрежной позой, как бы подчеркивая многогранность образа, изображено лицо Давыдова с широко раскрытыми задумчивыми и мечтательными глазами. Он кажется одушевленным какой-то глубокой и страстной мыслью — недаром этот портрет так долго считался изображением поэта. Не будет преувеличением сказать, что в образе Давыдова художник воплотил возвышенный идеал человека своей эпохи — воина и мыслителя.
    Значительную роль в решении образа играет пейзаж. Человек представлен здесь не на фоне природы, а как бы в ней самой, и напряженная страстность его чувств находит живой отклик в тревожном ритме теней и в почерневшем грозовом небе, по которому бегут облака.
    Той же задаче воплощения внутреннего мира изображенного человека подчинен и колористический строй портрета с его смелыми контрастами света и тени и напряженным горением цвета.
    В колорите портрета Давыдова еще чувствуются отзвуки больших традиций портретного искусства XVIII века. Подобно своим великим предшественникам — Рокотову, Левицкому и Боровиковскому, — Кипренский с непогрешимым совершенством и острым живописным чутьем передает материальность и цвет одежды Давыдова, его красный с золотом ментик, белые чакчиры и глубокий черный тон ботиков. Но декоративные качества подчинены эмоциональному содержанию; цвет становится носителем характеристики чувства.
    Историческое значение портрета Давыдова становится понятным лишь в свете общих проблем, связанных со становлением романтизма в русской живописи.
   
    Кипренский был первым в ряду великих русских художников XIX века. Его творчество, сложившееся в самом начале столетия, не только свидетельствует о новом значительном подъеме русского искусства, но и представляет собою качественно новый этап в развитии национальной художественной культуры, этап, непосредственно связанный с теми социальными и идеологическими сдвигами, которые характеризуют русскую жизнь и общественное сознание первой четверти XIX века.
    Непосредственное воздействие на все области русской культуры того времени оказали крупнейшие исторические события. Героические походы Суворова на рубеже XVIII—XIX столетий, войны с Наполеоном и, наконец Отечественная война 1812 года, а вслед за ней дворянское революционное движение, вылившееся в восстание декабристов, — вот основные факты, содействовавшие перестройке общественного сознания и оформлению идеологии и эстетики того поколения русских художников, которое выступило в первые годы XIX века. Именно в этом поколении сложилось и созрело новое идейное и художественное направление — романтизм, который отчасти противопоставил себя классическим традициям, сложившимся в Академии художеств, а отчасти унаследовал и творчески переработал эти традиции. На смену классицизму с его гармоничностью и рассудочной ясностью пришло эмоциональное искусство романтизма, посвятившее себя изображению сильных душевных движений и больших чувств.
    Основную роль в эстетике романтизма играли требования народности искусства и развития национальной культуры. Романтическое течение в передовой русской литературе и общественной мысли первой четверти XIX века пронизано идеями борьбы за свободу, страстным протестом против рабства и тирании, одушевлено мечтой о крушении старого мира.
   
    Особенности русского романтизма в портретной живописи отчетливо выявляются в творчестве Кипренского, крупнейшего из русских романтиков. В цикле его ранних работ, написанных в 1800—1810х годах, сложилось и окрепло мастерство замечательного художника и уже выкристаллизовалась новая концепция портрета, которую романтики выдвинули на смену репрезентативным изображениям XVIII века.
   
    Люди, которых писал Кипренский, были в большинстве своем участниками войны, и в их душевном облике нетрудно заметить черты, типичные для всего поколения воинов и будущих декабристов; кажется, что некое родственное сходство объединяет героев Кипренского. Это не значит, конечно, что художник сознательно нивелировал их индивидуальности или стремился свести их к какому-то собирательному типу. Напротив, Кипренский проникновенно чуток и внимателен к душевному миру каждого из своих персонажей. Но в характеристике изображенных им людей художник неизменно выявляет и подчеркивает черты высокого благородства и напряженной интеллектуальной жизни.
    Портрет Давыдова представляет собой вершину не только юношеского периода Кипренского, но и всего его творчества в целом. В более поздние годы он уже не достигал ни такой живописной силы, ни такой проникновенности в раскрытии образа. Период зрелости художника отмечен, правда, рядом значительных достижений, среди которых особое место занимает вдохновенный портрет А. С. Пушкина (1827). Но ни одно из поздних произведений Кипренского не отражает в такой мере свою эпоху и ее лучшие чаяния, как портрет Давыдова.

Замечательные полотна. Л., 1966. С.83